Исследователь Стивен Коткин в интервью изданию The New Yorker 11 марта рассказал о том, как в контексте мировой истории выглядит война в Украине. Стивен Коткин — американский историк-русист, один из главных академических интересов которого — сталинизм. Он автор трехтомной биографии Сталина (пока изданы только два тома), а также книг «Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000» и «Негражданское общество». «Медуза» кратко пересказывает его интервью — о том, помогут ли санкции остановить войну, на чем основывается путинский режим и от кого будет зависеть восстановление мира.
Я не стал бы причислять себя к представителям школы политического реализма, — в частности, Джорджу Кеннану и Джону Миршаймеру, — и утверждать, что нападение России на Украину было непредсказуемым или что его спровоцировали действия НАТО. Нет, Россия была воинственной автократией задолго до того, как НАТО появилось, и все происходящее вполне в ключе ее обычной политики.
Россия — страна с удивительно богатой культурой, но в то же время с сильным комплексом собственной исключительности. При этом ее амбиции почти всегда не совпадали с ее реальными возможностями.
Путинская деспотия методично уничтожала механизмы сдерживания обратной связи. Верит ли сам Путин в собственную пропаганду? Возможно. По крайней мере он точно верит в то, что украинцы — не настоящая нация, а вышедшая из русских. И в то, что вооруженные силы России настолько хороши, что способны за несколько дней осуществить силовой государственный поворот.
Кстати, о государственных переворотах. Давайте обратимся к двум историческим примерам. Пражская весна, 1968 год. В Прагу входят советские танки и останавливают строительство там «социализма с человеческим лицом». Первого секретаря ЦК Коммунистической партии Чехословакии Александра Дубчека свергают, и оказывается, что на его место просто некого поставить. Никакого подконтрольного правительства на замену не было.
Еще один пример — марионеточное правительство Бабрака Кармаля, которое Советский Союз установил в Афганистане. Чтобы поддерживать этот режим, в страну были введены войска. И это довольно быстро переросло в полномасштабный военный конфликт, в котором, как мы знаем, СССР увяз на десять лет.
Украина могла бы быть «успешной» версией Афганистана, но этого не случилось. Оказалось, что Владимир Зеленский вовсе не шут из телевизора, а отважный лидер нации. Но самым большим сюрпризом для Путина стало то, что «декадентский» Запад дал ему такой консолидированный отпор. Когда я говорю «Запад», я не имею в виду географию, я имею в виду прежде всего ценности.
Россия — полицейское государство, но экономикой там при этом управляют гениальные люди, которые обеспечили стране макроэкономическую стабильность. Олигархи никогда не были в России реальной властью: они были целиком подконтрольны Путину, он всегда относился к ним как к дойной корове.
В России никогда не было общественного договора «экономический рост в обмен на свободу». Ресурсно богатым автократиям не нужен такой договор: они и так выживут без ваших налогов. Они вам ничего не должны, даже экономический рост. И вы не можете ничего у них требовать.
На чем же тогда держится путинский режим? На искусном сторителлинге. На рассказах о российском величии и мировых заговорах, которым Россия успешно противостоит. Знаете, цензура проявляется не только в сокрытии нежелательной информации, но и в агрессивном продвижении нужной [режиму информации].
