Одна из причин: официально Румыния не поддержала вхождение советских войск в Чехословакию. Это решение Николая Чаушеску расходилось с решением Москвы. Поэтому сбор информации на пограничных зонах этих двух стран никогда не прекращался. О том, как за румынами следили советские шпионы в зоне Прута нам рассказал молдаванин, работавший в молодости на оперативном пункте КГБ Западной границы СССР.
«В 1978 я окончил военную службу в пограничных войсках Беларуси. По возвращению домой мне предложили продолжить работать на границе. Я подумал, а почему бы и нет?! В один день меня позвал к себе полковник и спросил, слушаю ли я румынское радио. Я соврал, что нет. Он мне не поверил, но сказал пройти обучение. Я даже не знал, чем должен был заниматься», – рассказывает Николай.
Молодого человека отправили в Алма-Ату и на месте сказали, что он будет обучаться телекоммуникациям. После обучения он вернулся в Кишинев и продолжил работу в службе информации. Занимался переводом документов с румынского на русский и расследованием незаконных пересечений границы. «Меня снова позвал полковник и сказал, что родина мне помогла, мол, обучила меня, и что я должен ей. Меня отправили в оперативный пункт в Леушень, где я должен был сидеть дни напролет в наушниках. Это было довольно скучно», – вспоминает бывший шпион. Официально заявлялось, что оперативные пункты нужны для предотвращения утечки информации румынским службам. На самом деле, цель была прямо противоположная. «Между пограничными пунктами Албица и Леушень была проведена телефонная линия. Мы подсоединялись к ней и прослушивали переговоры. Можно было слушать переговоры даже тогда, когда телефонная трубка была повешена. Нас интересовала информация экономического, военного, социального и политического плана», – продолжает мужчина, отмечая, что военная информация была не на первом месте, потому что Министерство обороны СССР имело собственную службу для этих целей.
«Меня чуть не пристрелил пограничник»
У каждого оператора была тетрадь, в которую он записывал, на какой длине пленки и в какое время записи информация была наиболее важной. Офицер КГБ Кишинева, проверяющий записи, обращал внимание прежде всего на данные пометки. Лента потом размагничивалась и использовалась снова. Если кто-то из Тимишоары звонил кому-то в Яссы, тогда оператор пограничного пункта на Пруту слышал обоих. «Понятно, что невозможно было перехватить все разговоры, но улавливали фрагменты, анализировали их и создавалась общая картинка», – поясняет Николай. Используемая техника была немецкого производства, а в Унгенах даже использовался аппарат с подводной лодки. Такие пункты с «перехватчиками» были не только в Леушень, но и в Кагуле, Ждурджулештах и других пунктах на границе. Бывало, что у телефонных операторов случалась служба и в «поле». «Нас посылали на берег Прута закапывать антенну в песок. Так ночью и при подходящих погодных условиях мы проходили реку вброд и закапывали различные устройства на румынской стороне. Всегда был риск быть схваченными. Даже советские пограничники не знали, чем мы занимаемся. Однажды мы попались на глаза одному из них, и он был готов нас застрелить. Тогда я проклял его на чем свет стоял на русском, и он нас оставил в покое», – вспоминает Николай. Были и случаи, когда все могло обернуться скандалом. Однажды на таком пункте в Кагуле группа румынских офицер приехала с рабочим визитом. Встреча была в комнате, соседствующей с прослушивающим пунктом. «Командир был настолько глуп, что даже не предупредил нас. Стены были тонкими и мы слышали о чем говорили гости в соседней комнате. Рисковал быть обнаруженным и я. Я отключил аппараты и слушал, как они говорили о дружбе народов и пили водку».
«Сломали мне жизнь»
В общей сложности Николай работал в информационной службе четыре года, до 1985. По его словам прослушка телефонных переговоров на Пруту длилась до 1991. Командировки могли занимать несколько недель, а зарплата составляла 200 рублей. Были перебои с провизией. Но причины, по которым молодой человек решил оставить службу, оказались другими. «Мне нравилось слушать чистый румынский язык. Я не испытывал никакой ненависти по отношению к тем, кто жил за Прутом. Мне не нравилось только то, что делал режим Чаушеску. Я написал отчет, в котором выразил отказ участвовать в криминальных деяниях против румынского народа. Ему не стоило этого делать. Он был импульсивным. Меня раздражало, что не было никакого контроля и случались нарушения», – признается Николай. Реакция властей была жестокой. Началась сыпаться клевета, его обвинили в том, что он хочет бежать в Румынию и даже отправили в Одессу пройти обследование, доказывающее, что у него психические нарушения. Таким образом Николая лишили пенсии…
Сейчас Николай живет с семьей заграницей. Он считает, что молдаванам не хватает действенности и достоинства. Насчет объединения с Румынией он считает, что это должно происходить не только на уровне заявлений, а путем энергетической, экономической и культурной интеграции.
Ион Маковей
